Читаем без скачивания Коротенькие рассказики. Том 1 - Виктор Уськов

Поневоле подумаешь: вот и все… Как коротка человеческая жизнь.

Механическая ступа

Однажды я серьезно влюбился. Почему «серьезно»? Да потому, что я был тогда несмышленыш, в переходном возрасте к отрочеству.

Передо мной стояла большая деревянная ступа с одним железным обручем и деревянный березовый пест. Надо было бить по сухой, мороженной в прошлом году картошке, которая была облуплена, как вареная, вымыта и высушена.

Я быстро сообразил, что надо сделать. Пружины у меня не было, но рядом была изгородь из жердей. Я быстренько привязал пест веревкой к жерди. Жердь стала пружинить, пест ударял по картошке. Дело, вроде бы, пошло, но надо было долго-долго стучать, пока картошка не раздолбится.

Я решил чем-нибудь удивить ребят и девок за оградой. Станцевал «цыганочку с выходом» и познакомился с прекрасной девушкой Лидой. Я и сам умел играть на хромке «цыганочку», но тут попросил сыграть соседа. Других танцев я не знал.

Первое, надо было научиться выходить, так как «цыганочка» должна быть обязательно с выходом. Но и потом не останавливаться. И я плясал дальше. А дальше было такое, что закачаешься!

Одет я был просто – все домашнее, а дело было поздней весной, когда уже давно стаял снег.

«Ну, – думаю, – получается неплохо».

Но вскоре это мне надоело. Особенно плохо шло дело со ступой. А нужна была просто сила – и все! Брат был старше меня на четыре года и гораздо сильнее. Вот он и стал толочь, выбросив жердь.

Крава

Его звали Николай Кравченок. Коротко, в бригаде каменщиков, звали «Крава», иногда Коля. Теперь он уже был без пяти минут пенсионер.

В обед, так уж случилось, Крава рассказывал про армию, в частности, как он в первый раз ходил в увольнение.

– Ну вот, идем мы с другом – штатским, сами напились до чертиков. Это теперь борются с пьянкой – даже в газете пишут: «Попей, попей, так увидишь чертей». А раньше было: пей – не хочу!.. Ну и вот. Сначала мы с ним поменялись футболками, я хотел еще поменяться пиджаками.

– Нарвемся на дотошного офицера или хуже того – на патрулей! Что тогда?

– Ну, давай, – говорит.

Что-то нам мало показалось, насобирали на чекушку, взяли еще. Выпили, рукавом закусили…

– В часть, в часть, а то опоздаешь…

– В часть, так в часть, – пробормотал я. Когда добавился, я уже отключился – ничего не помню. Нам много ли надо было?! Мы ж не алкаши. Тем более я не пил три месяца. Мне рассказывали после…

Друг мой втолкнул меня в дверь, увидел офицера – и бежать. Думал, за ним погонятся….

Офицер на меня глянул, оторвался от разговора со старшим лейтенантом – даже сказать нечего, только глазами хлопает. Потом говорит ему: «Звони на гауптвахту: у нас солдат из увольнения прибыл в гражданском во всем, без формы, и вдрызг пьяный». Тот позвонил. Вскоре пришла машина, в которой возят жуликов. Пристыдили меня и увезли на губу…

Все. Пойдем работать.

Комары моего детства

Комар для меня – это тоненький звоночек из моего далекого детства, это воспоминания о родном селе. При комарином звоне у меня всегда щемит сердце и наводит легкую грусть-тоску. И хотя больно жалится этот проклятый гнус, но всегда радуюсь комариному звоночку – значит, пришло лето моего босоногого детства, значит, будут счастливые воспоминания о походах за грибами и ягодами, о песчаной речке, о небесных раскатистых громах с ливнями, о ребячьих играх и хороводах.

Звон комара – это счастливая летняя жара и солнце, которое ярко заискрилось цветами на лужайках и на моей стриженой детской голове.

Эх, комарик ты, комарик!

До боли родной и близкий моему уставшему сердцу.

Но бывают злые комары и в январе.

Я устроился ночевать в Ново-Пармонке, потому что задержался в детском саду на елке – играл на баяне. Мы с дежурным слесарем в «красном уголке» пристроились до утра. Слесарь дежурил, а я свое отыграл – и тоже до утра. Просто попал под вечер, автобусы уже все ушли. Попутные легковые машины тоже. И вот слышу: один писк комара, затем в два, три голоса. Они не давали нам уснуть.

– Иди, – говорю слесарю, – ищи мазь. Он ушел, принес мазь, мы намазались оба. И только тогда уснули. Засыпая, я подумал: «Вот тебе раз – где это слыхано, чтобы в январе были комары?»

Был страшный холод и лежал толстый-претолстый снег! Дело было в Тюменской области.

Экология нашего быта

Почему в передовых странах люди живут намного дольше, чем в России? Потому, что бытовая экология там намного лучше, чем у нас.

Начнем с детства. В больших группах детских садов, яслей воздух не может быть нормальным, здоровым. Тут и объяснять не надо.

В школах до сорока человек в младших классах. Разве может быть нормальным воздух, да еще в каменных зданиях? Чем там может дышать ребенок?

В поездах нечем дышать, когда там печки топят для тепла или воду кипятят. Но попробуйте сказать об этом проводнику – на тебя буквально накинется! Да и наговорит…

В кинотеатре… Да где угодно! Но форточки нельзя открывать – продует, будете кашлять. А нет, чтобы кислород пускать как свежий воздух!

Так что с плохой экологией мы связаны каждый день, чего нет в передовых странах. Вот почему у нас в России люди не доживают до естественной смерти много лет.

Сейчас, когда в России появилась частная собственность, стали появляться так называемые приборы бытовой экологии. Но это сейчас. А догнать Америку и другие передовые страны – пока даже говорить рано.

Курьезные случаи моей артистической деятельности

Помимо игры на ударных инструментах в профессиональном духовом оркестре, я еще был занят в самодеятельном квартете народных инструментов, где были гитара, баян, контрабас и кларнет.

Помню, как-то мы играли вальс Дюрана на конкурсе самодеятельных военных оркестров во Львове. Кстати, мы заняли одно из первых мест. Но я хочу рассказать про курьёзы моей игры на баяне.

Будучи в армии, я еще играл в детской организации. Однажды мы давали концерт для взрослых. И я взял тональность другую – на пуговицу ниже или выше – сейчас не помню. Прошло шестьдесят лет! Так и пришлось играть до конца, так и пели мы в разрез с музыкой.

Второй случай был в доме отдыха «Старики» на реке Чусовой. Там были камни, точь-в-точь похожие на старика и старуху. Кстати, там снималось кино «Угрюм-река». Мы играли и пели Расула Гамзатова «Журавли», «Точь-в-точь как в первый раз», «Пока нас было трое». Есть фотография. Я даже там глаза закатил!

Однажды на Новый год мы с оркестром играли, как обычно, в «яме» в Доме пионеров. На сцене – елка. И кто-то перевернул вверх ногами мой деревянный старого типа ксилофон. Ну, я и наиграл пьесу!!!

В другой раз мы в ДК Железнодорожников давали на заключение концерта «Сороку-воровку». Дирижер был тоже самодеятельный, как и духовой оркестр. Он от волнения страшно потел, когда дирижировал. Доиграли полонез, и я сбился с такта, а брякать надо было именно в конце. Я думал, что я соло-тремоло. Дирижеру некуда деваться, он потеет да дирижирует, а я даю тремоло, не жалея барабана.

Мы оркестром в ОДО давали концерт. Объявили в конце меня. Я брякал на ксилофоне «Танец с саблями» из балета Хачатуряна «Гаянэ». Стучу, а сам поддерживаю свои синие галифе. Смотрю, ребята, знакомые музыканты, хлопают в такт. Я осмелел, играю «Танец с саблями», а ребята знай хлопают.

Наконец, концерт окончен. Я подошел к ребятам.

– Чего это вы аплодировали так рьяно?

– А ты штаны все время так смешно поддёргивал, – отвечают.

Роженица и врач

Всё это было давно – ещё при советской власти…

Председатель колхоза дал нам как хорошим работникам свою лошадь и возок. Сам положил в возок побольше сена, чтобы было полегче на ухабах, и велел:

– Не жалейте и не забывайте кормить. Да не хлещи её, – не дай бог, растреплет – не остановить. Ну, с богом.

Время было летнее: хоть и вечер, но еще светло. Проехать надо было 14 километров. Ехали молча. Сестра моя родная Мария Алексеевна болела, и зять боялся, что жена может помереть.

Врача на месте не оказалось – день был субботний, и он мылся в бане. Геннадий, зять мой, сказал в больнице:

– Передайте ему, что привёз больную жену, она не могла родить, и сейчас, видимо, ребенок мёртвый…

Ему не дали договорить:

– Всем приготовиться к операции, давайте наркоз. Через животик будем…

Мария Алексеевна почти сразу уснула. Быстро достали трупик, живот зашили. Разбудили роженицу:

– Ну что, будем жить и ещё рожать – живых… Поедете обратно или ночуете здесь?

– Ночи светлые, да нам и недалеко. Давно, слава богу, дождя не было, дорога добрая…

– Ну, езжайте тихонько, не забывайте, что зашит живот.

– Ну, до свидания. Спасибо вам. Извините, что обеспокоили, – сказал Геннадий.

– Хороший какой врач, – тихо сказала Мария Алексеевна.